Поэзия 🌿

[Антуанетта]

эта история сочинила себя сама.
вот сидит сейчас напротив,
глаза виноватые,
пальцы в чернилах.

в ней всего семь страниц,
(да, это совсем не роман).

всего лишь сказка о том,
как меня любила
женщина,
пахнущая зимой,
лесом,
апельсинами
и хвоей.

и сейчас, когда становится совсем темно,
она обнимает меня,
так крепко, что даже больно.

у нее было веснушчатое лицо,
разноцветные волосы
и очень горячее сердце.

я прижимался к ее груди
и мне становилось тепло.
так тепло, так легко удавалось согреться.

лунный камень, закованный в серебро,
на простой цепочке,
целовал ее ключицы.

что я помню о ней?
что можно запомнить из снов? -
она лучшее, что когда-то могло присниться.

я встретил ее в королевстве стеклянных дверей,
в царстве антибиотиков и белых халатов.

помню, был звездопад, сыпались искры огней,
и она появилась передо мной,
перепутав свою палату.

мы сидели на подоконнике, слушая песни сверчков.
майский воздух был сладким
и сердце стучало глухо.
были столкновения пальцев, ладоней и рукавов.
и по темной комнате разлетались бабочки букв.

она приходила все чаще, кормила меня с руки.
и вкус больничной еды для меня становился мёдом.
безграничное счастье кого-то так сильно любить,
разливалось под кожей, обжигающе и свободно.

и растерянно, хмурый доктор качал головой,
глядя на меня, улыбающегося широко.
обреченный на смерть - идет на поправку, живой.
да еще и смеется. какая причуда Бога.

а она все шептала: ''ты сильный, ты победишь''.
мой холодный лоб обжигали ее ладони.
неисправное сердце спокойней стучало в груди,
и болезнь отступала,
склоняясь перед любовью.

меня выписали четвертого сентября,
вопреки всем прогнозам и здравому смыслу.

но она исчезла. я искал ее долго и зря.
ее будто бы не было.
даже имя не значилось в списках.

но порой, когда я открываю окно,
ее голос приносят рассветные птицы.

что я помню о ней?
что можно запомнить из снов? -
она лучшее, что когда-то могло присниться.

эта история сочинила себя сама.
вот сидит сейчас напротив,
глаза виноватые,
пальцы в чернилах.

я целовал женщину, пахнущую, как зима.
ее звали Жизнь.
и она очень меня любила.

Джио Россо

 

[Антуанетта]

Я иду по мосту прочному, но мне кажется — я тону.
Под ногами Москва полночная, задыхается в сером дыму.
Ветер треплет отросшие волосы, шепчет на ухо: ''друг, не трусь''.
Неполадки в простуженном голосе, и я хрипло в ответ смеюсь.
Пес за мной увязался, ласковый, машет весело куцым хвостом,
Я, напичканный старыми сказками, все грызу свой последний том.
Небо мягко качает сонную, белобрысую дочку луну,
Я и пес, оба мы — бездомные. Ему в рай, я пойду ко дну.
— Эй, прохожий, найдется курево? Нет? Найдется тогда оживить?
Незнакомец в ответ нахмурится: ''братец, ты бы завязывал пить''.
А я трезв, так, что дальше некуда, пусть декабрь, а я без пальто.
Снег на землю пикирует беркутом, забирается в грудь и нутро.
Знаешь, пес, человек потерянный, состоит из сплошной зимы.
Из души, занесенной метелями, эмигрируют теплые сны.
Мост трясет. Головокружительный, млечный путь напевает джаз,
Звезды, инопланетные жители, смотрят сотней кошачьих глаз.
Кто крадет, кто-то строит сам, а иные живут взаймы,
Каждый ищет свой собственный храм. Потому что, тьма — это мы.
Не гляди так, мой брошенный друг, я еще не сошел с ума.
Просто так получилось — вдруг, в мое сердце пришла зима.
И однажды мой дом стал чужим. Избегая звонков и встреч,
Смыв с лица театральный грим, сбросив тяжесть с усталых плеч.
Я ушел, заперев на ключ, дверь в клеенчатом сюртуке.
Был июль невесом и жгуч, я ушел, так как был, налегке.
Я менял, как перчатки, богов, я менял имена и людей.
Помню, встретил однажды любовь. Но потом изменил и ей.
Каждый проигрыш бил в лицо, каждый выигрыш стоил медь.
Время шло, и я понял что, дурака учит только плеть.
Небо плещет в собачьих глазах, отражением бледной зари.
Если сердце мое — только прах? Если пыль у меня внутри?

Но смотри-ка, почти рассвет, и давно уже пройден мост,
Пес шагает за мной след в след, опустив свой облезлый хвост.
Может быть — это тоже шанс, бой проигран, но не война.
Пусть мне кажется — я тону, только тысячи миль до дна.
Знаешь, друг, мы еще поживем, будем вместе спасаться от тьмы.
Пережить зиму легче вдвоем. Потому что, свет — тоже мы.

Джио Россо

 

[Антуанетта]

будь живой.
будь здоровой.
будь

в каждом символе, в каждом знаке.
как в тот вечер на кухне, в танце
ты в руке моей будь рукой.
от гранаты, которой грудь
оголится моя с изнанки,
на моём безымянном пальце
оторвавшейся будь чекой.

будь мелодией для двоих,
что, ползя по тесьме до завтра,
тяжелейшим из всех дыханий
заполняет наш дом собой.
будь вплетённой в меня, как в стих
всё, что нажил и выжал автор.
на заплате для рваной ткани,
что зовётся моей судьбой,
образуй аккуратный шов,
чтобы спрятать мои изъяны.

ускользающим силуэтом
растворяйся в большой толпе,
чтобы всюду, куда б ни шёл,
в ней искал тебя постоянно.

будь тем маленьким чудом света,
пред которым бы я робел.

как звезда, укажи мне путь
по доселе закрытым тропам,
как единственный верный вектор
бесконечной, пустой ходьбы.

будь живой.
будь здоровой.
будь.

будь моей.
будь любимой,
чтобы,

пусть за тысячи километров,
но я тоже, родная, был.

(с) оченьхорошо

 

[Антуанетта]

«Лиличка! Вместо письма» — стихотворение Владимира Маяковского, написанное 26 мая 1916 года и адресованное Лиле Брик. При жизни автора ни разу не печаталось. Впервые опубликовано в альманахе «С Маяковским» в 1934 году.

Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

 

[Антуанетта]

Мaмa нe любит пaпу.
Пaпa нe любит мaму.
Я пoдрaсту, и тoжe
любить никoгo нe стaну.

Нoчью oпять ругaлись.
Думaли, я нe слышу.
Вeтки в oкнo стучaлись,
дoждик стучaл пo крышe,
мнe былo oчeнь стрaшнo.
Я пoтихoньку плaкaл.
Нe пoмoгaлa дaжe
плюшeвaя сoбaкa.
Кaк-тo уснул. Приснилoсь,
чтo у нaс всё нoрмaльнo.
Мaмa oпять влюбилaсь
в пaпу, a пaпa в мaму.
Мы всe втрoём гуляли.
Стихли и дoждь, и вeтeр.
Мaмoчкa oбнимaлa
пaпу, смeялись дeти
и щeбeтaли птицы.
Лeтo, июль в рaзгaрe.

Этo мнe тoлькo снится.
Утрo в oсeннeй хмaри,
мaмa звeнит пoсудoй,
кaжeтся, скoрo зaвтрaк.
Снoвa нe вышлo чудa.
Мoжeт быть, выйдeт зaвтрa?

Пaпa придёт с рaбoты,
вкуснo пaхнёт мoрoзoм.
Oн принeсёт мнe тoртик,
мaмe пoдaрит рoзы.
Мaмa нaдeнeт плaтьe,
нoгти нaкрaсит лaкoм,
сядeм зa стoл, зaхвaтим
плюшeвую сoбaку,
будeм eсть тoрт, пeть пeсни,
будeт сoвсeм нe стрaшнo.

Нужнo пeть пeсни вмeстe,
этo прeдeльнo вaжнo!
Нужнo смeяться грoмчe
и oбнимaться чaщe.
Чтoб сынoвьям и дoчкaм
нe былo нoчью стрaшнo.

Чтoбы пoд oдeялoм,
крeпкo прижaв сoбaку,
дeти бы пoнимaли,
чтo им нe нужнo плaкaть.

Чтoб нe услышaть фрaзу
дeтскими гoлoсaми:

"Я пoдрaсту, и тoжe
любить никoгo нe стaну"

© Мальвина Матрасова

 

[Антуанетта]

Когда затупится меч и копья все будут сломаны —
приходи посидеть со мной у костра.
Здесь на мили нет ничего, кроме плеска воды и гомона
наглых чаек, соленого воздуха и песка.
Здесь солнце края поранило о тонкую линию вдалеке.
И мы, не набравшие слов заранее, встретились налегке.

Помолчим, покуда танцует огонь и красные искры взлетают вверх.
Горькой улыбкой затем отпразднуем сомнительный свой успех:
насмерть сражались и оба выжили, держит ещё спина,
сердце, смотри-ка, почти не выжжено и звучна его струна.

А были счастливцы, смешные странники, веселые бунтари.
Станет дико устало и странно нам, когда мы заговорим.
Нет смысла ущерб подсчитывать, распределять вину.
Пережитому — пережитое. Здесь я не обману.

Всё. Расходимся незнакомыми. Больше мы не враги.
Прощай уже. До нескорого.
Береги себя.
Береги.

 

[Антуанетта]

я напишу роман на сотню глав,
о том, что ты мне снишься каждый вечер;
твой грустный взгляд — как острая игла,
твой нежный поцелуй — как залп картечи.

я нарисую бледное лицо,
худые пальцы, родинки на теле, –
а ты мне грудь напичкаешь свинцом,
и боль нас развенчает, да разделит.

в твоих глазах — осколки дальних звёзд,
что сквозь года не блёкнут, не тускнеют.
знай: эта страсть — до ужаса всерьёз,
и вряд ли совладать смогу я с нею,

ведь твой наряд узорами пестрит,
а руки пахнут розовым июлем; —

...но главное, — ты у меня внутри,
как между рёбер
всаженная
п у л я.

(с) туманов